The night is darkest just before the dawn.
Calamitas virtutis occasio, но камень этот был столь тяжелым, что я было подумал, что никогда не смогу оправиться от его попадания.
Наверное наивно было полагать, что все, что я проделал той ночью останется незамеченным. Это был полный провал, вероятно худший из возможных вариантов.
читать дальше
Закончив операцию, я улегся спать на груду какого-то тряпья прямо рядом с операционным столом, и проспал до самого утра, проснувшись уже от того, что мисс Паркуэй хорошенько треснула меня по голове своим планшетом. Готов поспорить эта старая карга специально целилась острым металлическим углом…
Я заснул на рабочем места. Это было плохо, но не так плохо, как факт того, что я уснул на рабочем месте, оставив дверь в госпиталь открытой. Не не запертой, а вовсе настежь открытой! Потом она поняла, что я снова притащил какого-то бродягу..
Она больше не ругалась, слишком уж тогда разозлилась на меня.
- Я созываю совет. – бросила Паркуэй и вышла из морга. Очевидно, меня уже сегодня вышвырнут уж она-то вне всяких сомнений приложит все усилия, что бы именно так оно и случилось. Не было ни малейшего смысла готовиться к защите – все было уже решено, и оставалось только получить своё ведро помоев напоследок.
Ночную гостью я отвез на третий этаж в отделение интенсивной терапии. Там как всегда было пусто – тяжелых пациентов Паркуэй брать запрещала – слишком велик был риск их гибели, а следовательно и падения «престижа» госпиталя. Она туда обычно даже и не поднималась – лифт просто не доезжал и до середины проема, а хождениями по боковой лестнице , которая и вела на третий этаж толстозадая Паркуэй себя не утруждала.
Впрочем, даже не принимая во внимание такую астрономическую величину, как ее кхм, филейная часть её всё же можно было понять- лестница эта представлялась сущим кошмаром для любого – узкая, с прогнившими перилами и отваливающимися фанерными ступеньками, удерживаемыми одним лишь протертым до дыр ковром, который прошлый владелец этого здания украл во время погрома в посольстве Сирии. Интересно, какие из этих пятен крови именно с того погрома, а какие появились позже? Не разглядеть к сожалению – освещения на лестничном пролете , разумеется, не было, а тусклого света из дверного проема едва хватало для того, что бы не зацепить каталку за торчащие опоры труб канализации, неизвестно по какой причине проложенных посреди здания…
В тот день я впервые поклялся больше никогда не толкать лежачего пациента на каталке перед собой по лестнице. Несколько раз неповоротливая металлическая конструкция едва не столкнула меня с лестницы, задев тормозными рычагами за те самые опоры. Представляю себе, каково бы было зрелище! Она бы сорвала трубя, полные бог знает чего, опрокинула меня, переехала и оставила лежать со свернутой шеей в зловонной луже в начале лестницы, заботливо прикрытого старым ковром.
На третьем этаже обычно были только вещи - нечто похожее на склад медицинских принадлежностей, если бы не обилие крыс и тараканов, спасавшихся тут от голодных толп на улицах. Пустота, никого... Однако же тот раз меня поджидало зрелище довольно таки странное – Лилит старательно пролезала сквозь узенькое слуховое окошко в помещение. Заметив меня она удивилась еще больше, чем я, хотя признаться, не каждый день увидишь молодых девушек вылезающих из отверстия под потолком третьего этажа, размерами больше подходящего кошке средней комплекции.
- Злюка внизу, я по дереву вскарабкалась – пояснила происходящее Лилит.
- Лилит, позволь, тебе бы было куда удобнее залезть через окно второго этажа…
- Было закрыто, я стучала, но никто не открыл, а звонка почему-то не было…
- А, да, без звонка это плохо… - изобразил я тогда сочувствие. Лилит оно вполне устроило, и она собралась идти по своим делам, но я попросил ее время от времени приглядывать за этой пациенткой, по крайней мере менять минеральные капельницы, и вынимать крыс из крысоловок, которые еще только предстояло установить…
Вечером собрание – в одном помещении собрались все люди, причастные к работе Госпиталя. Не только врачи, но и содержатели – собственники помещений и оборудования, лица ответственные за всякую ерунду, инвесторы и иные «благосклонные лица»… Все…
Парад уродов (по полному, должен заметить, праву ) возглавляла Паркуэй. Она бойко обвиняла Грея во всех мыслимых и не мыслимых нарушениях, администрирующая часть с интересом слушала ее, потом в качестве свидетелей вызвали моих коллег… Все они либо отмалчивались, либо говорили против – и я не виню их за это, я прекрасно знаю, что Паркуэй пообещала уволить любого из них, кто встанет на мою защиту. Феридозу мне лично пришлось уговаривать не портить себе жизнь, и хотя бы промолчать… Едва ли она послушалась меня – про меня она не сказала ни слова, но сделала попытку пожаловаться на саму Паркуэй, уличив в некомпетентности, но…
Инвесторов это не впечатлило, а Паркуэй только разошлась по новой, и открыла собранию тайну инцидента с клизьмами.
Узнав про это, телохранители « самого благосклонного лица» вышвырнули меня нет, не за дверь, в окно. И лишь по счастливой случайности я упал не на асфальт а в куст терновника, который смягчил мое падение… Грязный, и в изодранной одежде я поплелся к своему жилищу, что бы узнать , что завтра меня выселяют – Паркуэй и здесь постаралась…
Казалось, мир мой рухнул, а жизнь пошла прахом. Что у меня осталось? Да ничего! Халат, свитер, шарф, брюки да пара ботинок, подушка с суверенным государством "Клоповия", моя личная медицинская сумка, совершенно не легальный энергетический лучемет, чайное трио, моток медной проволоки, пакетик сахара да парафиновая свеча, сломанная в трех местах. Очки были разбиты после того как меня отправили полетать, все остальное «изъяли в счет уплаты оказания услуг по переезду»…
Почти слепой, униженный, раздавленный и лишенный всяких средств к существованию плелся я по улице под препротивнейшем моросящим дождем, который, казалось, падал не только с неба, но и летел со всех остальных сторон, стараясь пробраться всюду, где только мог.
Теперь я скорее всего умру либо от голода, либо от воспаления легких… Но сначала… Сначала я должен закончить то, что начал. У меня еще есть одно незавершенное дело. Там, на последнем этаже Госпиталя Паркуэй. Я не в состоянии помочь себе самому,но по крайней мере я попытаюсь что то сделать для той несчастной, что оказалась в ту ночь на пороге этого треклятого Госпиталя. Во что бы то ни стало, мне нужно продержаться еще неделю! Одну последнюю неделю…
Кто-то взял меня под руку, от чего у меня едва не остановилось сердце - столь неожиданно это произошло. Женщина неопределенного возраста в рваной коричневой накидке, шляпе, которую в конюшне по видимому использовали вместо ночного горшка для маленьких белогривых пони. Морщинистое круглое лицо было покрыто сажей (во всяком случае я пытался убедить себя в том, что это именно сажа, а не голубиный помет или черная плесень), от чего ее огромные голубые глаза казались неестественно яркими. Она улыбнулась, демонстрируя кровоточащие десны с торчащими из них редкими неровными зубами коричневато-оранжевого цвета. Второй рукой она показала куда-то в переулок, предлагая пойти с ней. На перчатке не хватало двух пальцев, на один больше, чем на самой руке…
Сейчас я думаю, что мне не стоило с ней тогда идти, во всяком случае я не должен был быть таким доверчивым – эта особа ведь вполне могла оказаться завлекалой «Гуманистов с красной улицы», и тогда я бы через пару дней стал бы целой горой фрикаделек… Но высшие силы решили простить мне мою опрометчивость. Фло - так звали ту женщину оказалась такой же бездомной, как и я.
Она отвела меня под мост…
***
- Ты? Горой фрикаделек?! Ну-ну… Да тебя-то в лучшие годы на пригоршню-бы не хватило! А тут целая гора…
- Пятьдесят процентов картона, еще тридцать травы, крахмала, подошв старых башмаков и всего остального. Костная мука тоже шла в дело – будь уверен, уже через неделю я на зубок знал состав мясного пирога «Гуманность». Но еще лучше я знал, как в него не попасть. Для этого нужно было соблюдать несколько простых правил – не ходить по одиночке, и чуть что орать как можно громче.
- И ты орал? – снова удивилось чудовище.
- Нет. Я нарушал это правило, поступая с точностью до наоборот – я ходил тихо.
- Чем больше узнаю, тем больше удивляюсь… Тихо он ходил… Да ты всегда по коридорам носишься так, что если и не отчитывал кого-то за то, что тот неровно марку на конверт приклеил, так каблуками-то так топал, что на синем уровне весь пол вмятинами покрылся!
- Я о многом раньше умалчивал, коллега. Слушайте дальше – хитро улыбнулся старый мертвяк. Ему было, что рассказать…
Наверное наивно было полагать, что все, что я проделал той ночью останется незамеченным. Это был полный провал, вероятно худший из возможных вариантов.
читать дальше
Закончив операцию, я улегся спать на груду какого-то тряпья прямо рядом с операционным столом, и проспал до самого утра, проснувшись уже от того, что мисс Паркуэй хорошенько треснула меня по голове своим планшетом. Готов поспорить эта старая карга специально целилась острым металлическим углом…
Я заснул на рабочем места. Это было плохо, но не так плохо, как факт того, что я уснул на рабочем месте, оставив дверь в госпиталь открытой. Не не запертой, а вовсе настежь открытой! Потом она поняла, что я снова притащил какого-то бродягу..
Она больше не ругалась, слишком уж тогда разозлилась на меня.
- Я созываю совет. – бросила Паркуэй и вышла из морга. Очевидно, меня уже сегодня вышвырнут уж она-то вне всяких сомнений приложит все усилия, что бы именно так оно и случилось. Не было ни малейшего смысла готовиться к защите – все было уже решено, и оставалось только получить своё ведро помоев напоследок.
Ночную гостью я отвез на третий этаж в отделение интенсивной терапии. Там как всегда было пусто – тяжелых пациентов Паркуэй брать запрещала – слишком велик был риск их гибели, а следовательно и падения «престижа» госпиталя. Она туда обычно даже и не поднималась – лифт просто не доезжал и до середины проема, а хождениями по боковой лестнице , которая и вела на третий этаж толстозадая Паркуэй себя не утруждала.
Впрочем, даже не принимая во внимание такую астрономическую величину, как ее кхм, филейная часть её всё же можно было понять- лестница эта представлялась сущим кошмаром для любого – узкая, с прогнившими перилами и отваливающимися фанерными ступеньками, удерживаемыми одним лишь протертым до дыр ковром, который прошлый владелец этого здания украл во время погрома в посольстве Сирии. Интересно, какие из этих пятен крови именно с того погрома, а какие появились позже? Не разглядеть к сожалению – освещения на лестничном пролете , разумеется, не было, а тусклого света из дверного проема едва хватало для того, что бы не зацепить каталку за торчащие опоры труб канализации, неизвестно по какой причине проложенных посреди здания…
В тот день я впервые поклялся больше никогда не толкать лежачего пациента на каталке перед собой по лестнице. Несколько раз неповоротливая металлическая конструкция едва не столкнула меня с лестницы, задев тормозными рычагами за те самые опоры. Представляю себе, каково бы было зрелище! Она бы сорвала трубя, полные бог знает чего, опрокинула меня, переехала и оставила лежать со свернутой шеей в зловонной луже в начале лестницы, заботливо прикрытого старым ковром.
На третьем этаже обычно были только вещи - нечто похожее на склад медицинских принадлежностей, если бы не обилие крыс и тараканов, спасавшихся тут от голодных толп на улицах. Пустота, никого... Однако же тот раз меня поджидало зрелище довольно таки странное – Лилит старательно пролезала сквозь узенькое слуховое окошко в помещение. Заметив меня она удивилась еще больше, чем я, хотя признаться, не каждый день увидишь молодых девушек вылезающих из отверстия под потолком третьего этажа, размерами больше подходящего кошке средней комплекции.
- Злюка внизу, я по дереву вскарабкалась – пояснила происходящее Лилит.
- Лилит, позволь, тебе бы было куда удобнее залезть через окно второго этажа…
- Было закрыто, я стучала, но никто не открыл, а звонка почему-то не было…
- А, да, без звонка это плохо… - изобразил я тогда сочувствие. Лилит оно вполне устроило, и она собралась идти по своим делам, но я попросил ее время от времени приглядывать за этой пациенткой, по крайней мере менять минеральные капельницы, и вынимать крыс из крысоловок, которые еще только предстояло установить…
Вечером собрание – в одном помещении собрались все люди, причастные к работе Госпиталя. Не только врачи, но и содержатели – собственники помещений и оборудования, лица ответственные за всякую ерунду, инвесторы и иные «благосклонные лица»… Все…
Парад уродов (по полному, должен заметить, праву ) возглавляла Паркуэй. Она бойко обвиняла Грея во всех мыслимых и не мыслимых нарушениях, администрирующая часть с интересом слушала ее, потом в качестве свидетелей вызвали моих коллег… Все они либо отмалчивались, либо говорили против – и я не виню их за это, я прекрасно знаю, что Паркуэй пообещала уволить любого из них, кто встанет на мою защиту. Феридозу мне лично пришлось уговаривать не портить себе жизнь, и хотя бы промолчать… Едва ли она послушалась меня – про меня она не сказала ни слова, но сделала попытку пожаловаться на саму Паркуэй, уличив в некомпетентности, но…
Инвесторов это не впечатлило, а Паркуэй только разошлась по новой, и открыла собранию тайну инцидента с клизьмами.
Узнав про это, телохранители « самого благосклонного лица» вышвырнули меня нет, не за дверь, в окно. И лишь по счастливой случайности я упал не на асфальт а в куст терновника, который смягчил мое падение… Грязный, и в изодранной одежде я поплелся к своему жилищу, что бы узнать , что завтра меня выселяют – Паркуэй и здесь постаралась…
Казалось, мир мой рухнул, а жизнь пошла прахом. Что у меня осталось? Да ничего! Халат, свитер, шарф, брюки да пара ботинок, подушка с суверенным государством "Клоповия", моя личная медицинская сумка, совершенно не легальный энергетический лучемет, чайное трио, моток медной проволоки, пакетик сахара да парафиновая свеча, сломанная в трех местах. Очки были разбиты после того как меня отправили полетать, все остальное «изъяли в счет уплаты оказания услуг по переезду»…
Почти слепой, униженный, раздавленный и лишенный всяких средств к существованию плелся я по улице под препротивнейшем моросящим дождем, который, казалось, падал не только с неба, но и летел со всех остальных сторон, стараясь пробраться всюду, где только мог.
Теперь я скорее всего умру либо от голода, либо от воспаления легких… Но сначала… Сначала я должен закончить то, что начал. У меня еще есть одно незавершенное дело. Там, на последнем этаже Госпиталя Паркуэй. Я не в состоянии помочь себе самому,но по крайней мере я попытаюсь что то сделать для той несчастной, что оказалась в ту ночь на пороге этого треклятого Госпиталя. Во что бы то ни стало, мне нужно продержаться еще неделю! Одну последнюю неделю…
Кто-то взял меня под руку, от чего у меня едва не остановилось сердце - столь неожиданно это произошло. Женщина неопределенного возраста в рваной коричневой накидке, шляпе, которую в конюшне по видимому использовали вместо ночного горшка для маленьких белогривых пони. Морщинистое круглое лицо было покрыто сажей (во всяком случае я пытался убедить себя в том, что это именно сажа, а не голубиный помет или черная плесень), от чего ее огромные голубые глаза казались неестественно яркими. Она улыбнулась, демонстрируя кровоточащие десны с торчащими из них редкими неровными зубами коричневато-оранжевого цвета. Второй рукой она показала куда-то в переулок, предлагая пойти с ней. На перчатке не хватало двух пальцев, на один больше, чем на самой руке…
Сейчас я думаю, что мне не стоило с ней тогда идти, во всяком случае я не должен был быть таким доверчивым – эта особа ведь вполне могла оказаться завлекалой «Гуманистов с красной улицы», и тогда я бы через пару дней стал бы целой горой фрикаделек… Но высшие силы решили простить мне мою опрометчивость. Фло - так звали ту женщину оказалась такой же бездомной, как и я.
Она отвела меня под мост…
***
- Ты? Горой фрикаделек?! Ну-ну… Да тебя-то в лучшие годы на пригоршню-бы не хватило! А тут целая гора…
- Пятьдесят процентов картона, еще тридцать травы, крахмала, подошв старых башмаков и всего остального. Костная мука тоже шла в дело – будь уверен, уже через неделю я на зубок знал состав мясного пирога «Гуманность». Но еще лучше я знал, как в него не попасть. Для этого нужно было соблюдать несколько простых правил – не ходить по одиночке, и чуть что орать как можно громче.
- И ты орал? – снова удивилось чудовище.
- Нет. Я нарушал это правило, поступая с точностью до наоборот – я ходил тихо.
- Чем больше узнаю, тем больше удивляюсь… Тихо он ходил… Да ты всегда по коридорам носишься так, что если и не отчитывал кого-то за то, что тот неровно марку на конверт приклеил, так каблуками-то так топал, что на синем уровне весь пол вмятинами покрылся!
- Я о многом раньше умалчивал, коллега. Слушайте дальше – хитро улыбнулся старый мертвяк. Ему было, что рассказать…
-
-
20.03.2011 в 10:58моар фрикаде... историй)
-
-
20.03.2011 в 13:45